Инга Ильм голая

Ом. Психология игры

Инга Ильм для журнала ОМ
Инга Ильм. Фото: С. Мелихов для журнала ОМ. 2000.

У многих зрителей при взгляде на ведущую канала ТВЦ Ингу Ильм возникает ощущение приятного флэшбэка. «Еще не хватало, чтобы интервью получилось из серии «помните ли вы?», брюзгливо опасалась Алена Полунина, собираясь на встречу с выросшей Машей Старцевой из отличного детского фильма «Приключения Петрова и Васечкина». Зря опасалась.

Есть порода хрупких женщин, чье умение носить короткую стрижку убойно сочетается с низким сексуальным (так и хочется написать через «э» — «сэксуальным») голосом. А если к этим качествам прибавить чувство юмора, ясный взгляд на жизнь и высокий уровень IQ — выясняется, что у советских школьников был правильный кинокумир. С бантами. Утро. Клуб-ресторан «011» на Маяковке. Инга заказывает официанту: «Салат, борщ, выпечку, чай — сразу. Да, и кофе — тоже сразу». Слегка оправдываясь: «Я охрипла. Только что вернулась с трехдневного авторалли «Москва-Сочи». Гордо: «Я была первой и единственной девушкой, которая в нем участвовала!» Еще бы это не звучало гордо: «Поначалу мне сказали: вообще, девушки на ралли не ездят. Опасно — правил-то нет. Например, 30 машин знают, что участвуют в гонках, а остальные, кто ехал в эти дни отдыхать на юг по маршруту Москва-Сочи, — нет. Но и они тоже поучаствовали».

Алена Полунина: Прикольно было?
Инга Ильм: 
Да, очень. Я все время теперь буду этим заниматься. Нужно, правда, готовить машину, потому что моя развалилась. Хотя все равно было приятно: несмотря на то, что там люди были на мерседесах, тойотах последней модели, я на старой своей раздолбанной ласточке «Фольксвагене» пришла одиннадцатой. Компания была совершенно сумасшедшая: ребята из «Ногу свело», Сережа Воронов, «Текила джаз». Было ощущение единения на дороге замечательное. Здорово было. Три дня счастья. И — заслуженное море, заслуженные горы. Приятель меня спросил: зачем тебе это нужно? Дело в том, что когда ты сидишь за рулем 18 часов, ты узнаешь про себя много интересного. Если очень-очень в себя веришь, то встречный «КамАЗ», который несется тебе навстречу со скоростью 140, свернет с дороги. На первый взгляд это кажется глупым — так рисковать жизнью, но это не риск, потому что когда ты веришь в себя и доверяешь себе, все происходит так, как ты хочешь. Даже когда начинаются ночные глюки на дороге: тебе кажется, что ты уже в горах, а на самом деле еще в поле. Возникает какое-то двадцатое чувство, что ты можешь сейчас обогнать, хотя обгон запрещен, и ты оказываешься прав — то есть ты учишься доверять себе настолько, что совершаешь только правильные поступки. Я могу сказать, что я выросла за три дня, и этим горжусь. Любая женщина, которая хочет почувствовать себя королевой, должна ехать на ралли, чтобы получить тот почет и уважение от огромного количества экипажей.
АП: Это какой-то новый вид терапии просто… Ты вообще «экстремалка» по характеру?
ИИ:
 Нет. С другой стороны, если сумасшедшего спросить, болен ли он психически, он ответит: нет, я в порядке. Я, например, прыгаю с парашютом, люблю водить машину, но я не «экстремалка». Я делаю только то, что мне нравится. И люблю те красивые ситуации в жизни, когда встает острый выбор. В том числе и в отношениях между людьми, в отношениях с любимым мужчиной, с собственным ребенком.
АП: Любишь менять свою жизнь?
ИИ:
 Не могу сказать, что люблю «менять», но я очень жадный до жизни человек. Хочу делать все и сразу. Одновременно работаю на ста работах. В театре Пушкина я актриса. Там совершенно отдельный мир, и там нет места деньгам. Нельзя сказать: «Вот, мне платят 20 рублей, и я сегодня плохо играю». Потому что люди, которые на спектакль пришли именно сегодня, тебя таким запомнят и таким унесут. Поэтому каждый раз на сцене — предельный. В то же время я работаю на телевидении, где совершенно другое сообщество, где люди собираются вместе на двадцать минут в неделю, очень активно общаются, что-то придумывают, генерируют, дальше расходятся каждый по своему делу. Совершенно другая, модернизированная форма обмена информацией между людьми. Можно быть полусферой, а можно быть приятной окружностью, охватывая как можно больше. Это я все о своей жадности. У меня очень много друзей, и у них — тысячи идей. Еще мне очень нравится ходить в разные ночные заведения, клубы. После работы я не могу поехать домой и лечь спать. Меня хватает на многое, я очень люблю быть в курсе событий в городе: что где происходит, где какой диджей играет.
АП: Какие места ты любишь?
ИИ:
 Как это ни банально — я люблю «Джусто», «Цепеллин», мне нравится «Музей»… Везде хожу. А еще у меня есть замечательный молодой человек, которому сегодня исполняется пять лет. Я обожаю путешествовать и езжу только с ним. Я придумала суперсистему: три месяца работаю без выходных, потом собираю эти выходные за три месяца и устраиваю себе отпуск. Мне очень нравится, как он на все реагирует, как он умеет путешествовать, он вообще человек, перед которым я преклоняюсь. Я стараюсь в нем ничего не испортить.
АП: Ты же Козерог по гороскопу, должна быть очень строгая мама. Как ты себя в этом качестве оцениваешь?
ИИ:
 Как маму я себя оцениваю очень хорошо, несмотря на то что со своим «молодым человеком» вижусь где-то раз в неделю. Но я пытаюсь научить его самостоятельно мыслить, чтобы он доверял себе, не зависел от мнения других людей. Мне сейчас тридцать лет, и это самое время понять, что самое главное на свете — это ты, верить в то, что ты — есть. И когда ты уже максимально расчищаешь такое пространство себя как себя, ты уже не можешь быть несчастливым человеком. Чем бы ты ни занимался, сколько бы денег у тебя ни было, что бы ни думали о тебе окружающие, ты есть, жив — и это самое главное.
АП: Ну, это великая мудрость, многие не приходят к этому и к семидесяти годам…
ИИ:
 Вот я и пытаюсь спасти его от этой горькой доли.
АП: «Юноша», о котором идет речь, наполовину ирландец. Как это в характере проявляется?
ИИ:
 Кровь действительно великое дело. Ему никто не говорил, что надо класть салфетку на колени, когда находишься в ресторане. А он это делает. У него изначальное воспитание присутствует. Папа у него аристократ, дедушка и бабушка — аристократы, и я очень рада, что в моем сыне есть древняя кельтская кровь.
АП: У современных ирландцев репутация достаточно хулиганистая, сразу приходят на ум ИРА, Ирвин Уэлш…
ИИ:
 Они довольно жесткие ребята, и они абсолютно правы. Когда бываешь долго в стране, начинаешь понимать ее изнутри. Это очень серьезная тема. Народ, который находился под игом последние четыреста лет и который сохранил свою культуру, свой язык, свою нацию — какая внутренняя сила нужна для этого! Это очень гордый и красивый народ, и я их очень уважаю…
АП: А как ты относишься к такой новой погремушке, как глобализм?
ИИ:
 Плохо к этому отношусь. Считаю, что как общая мировая душа, к сожалению, невозможна, так невозможна и общая мировая культура — да и зачем это нужно?
АП: А где сейчас отец молодого человека, ирландский режиссер и писатель Джерри Мак Карти?
ИИ:
 Они сейчас вместе в Ирландии. С ним у нас очень хорошие отношения. Отец моего сына — мой самый большой друг на свете.
АП: Я знаю, что вы познакомились в 92-м году на съемках фильма «Лестница света», режиссером которого он был, а ты играла главную героиню…
ИИ:
 Я шла на пробы и постаралась быть красивой: первый раз накрасила губы… и это не очень удачно получилось. Он до сих пор надо мной издевается: даже губы не умеешь красить!

для журнала ОМ
Инга Ильм. Фото: С. Мелихов для журнала ОМ. 2000.

АП: Вообще, 92-93-й годы были очень насыщенным периодом: за это время ты сыграла в 8 фильмах, большей частью главные роли. Как ты успевала?
ИИ:
 Еще надо было и учиться. До сих пор не до конца понимаю, почему театральных студентов не отпускают на съемки. Приходилось лукавить, говорить «болею». В результате я так долго «болела», что вышло несколько фильмов… все это тоже говорит о моей «жадности». На самом деле, не думаю, что так делать правильно. Например, голливудские актеры, которые готовятся к проекту три года, на него нацеливаются, о нем думают, не считая того, что существуют еще специальные тренеры, которые с ними работают перед каждым дублем. И результат налицо. С другой стороны, мне было безумно интересно.
АП: Ты была в то время богатой девушкой?
ИИ:
 Да, я была в тот период очень богатой девушкой. До этого я играла в карты на еду в общежитии, потому что денег не было вообще. Вообще, деньги это очень смешная штука, они показывают тебе, как оценивается то, что ты делаешь. Но это общепризнанный критерий, да? Богатой девушкой мне быть очень нравилось. До сих пор не могу добиться того же… спецэффекта.
АП: Как ты распоряжалась деньгами?
ИИ:
 Играла в казино и много разговаривала с мамой по телефону — мама живет в Америке.
АП: Ты тоже жила там какое-то время?
ИИ:
 Я там была по делу — училась актерскому мастерству в школе Ли Страсберга, в которой учились Дастин Хоффманн, Де Ниро — вся эта плеяда знаменитых, сумасшедше талантливых артистов, которые, к сожалению, уходят, и никто не приходит на их место. Впрочем, то же самое и в России.
АП: Может быть, должно пройти время, чтобы стало понятно, кто действительно «зубр»?
ИИ:
 Единственная надежда. Там совсем другая система обучения. Несмотря на то что считается, что Ли Страсберг — ученик Станиславского, Станиславским там и не пахнет. Я считаю, что все, что он взял от Станиславского, — это «аффективная» (то есть эмоциональная) память, то, чем любой артист должен уметь пользоваться. Это как маленький сундучок с кучей барахла — берешь оттуда одно, другое. Называется — «персональный объект». Тебе это интересно?
АП: Очень.
ИИ:
 На самом деле как все происходит: сначала два часа настоящего расслабления. Потом начинаешь с очень простых вещей: например «принимаешь душ» дома. Не «уходишь в эмоции», а очень точно вспоминаешь, что именно при этом происходит: здесь, например, стерта на ручке надпись «холодная», душ сорвался, упал, черт, громко! Да? И так далее. Потом вспоминаешь какое-то одно-единственное утро, которое в тебе пробуждает связанные именно с ним ощущения. В результате приходишь к очень сложным вещам. Нужно разрабатывать и разрабатывать свое эмоциональное состояние, и тогда ты в него уходишь. Это и называется: твой «персональный объект». И потом, когда тебе на сцене нужна некая эмоция, ты просто «достаешь» нужную тебе штуку. То, что показывают люди, которые уже прошли школу Ли Страсберга, феноменально. Это как фокусы! Но это не фокусы. За этим — десять лет жизни.
АП: Ты уезжала туда с хорошим английским?
ИИ:
 Считается, что мы его все учили в школе. Как выясняется на практике, мы ничего не учили. Кроме «спасибо», «пожалуйста» и «гив ми сам ченч» — в первый день приезда я так пыталась разменять у продавцов деньги, а получилось, что я их выпрашиваю. Но я довольно быстро «погрузилась». Хотя другой, более талантливый к языкам человек разговаривал бы уже шикарно. Я говорю, я умею думать на этом языке, но я не обладаю опытом переживания. Нельзя играть какие-то вещи на том языке, на котором ты их не пережил. Язык — это психофизика.
АП: Эмоция ж не имеет языка.
ИИ:
 Нет, дело в том, что ты их переживаешь определенным образом. Например, если ты вчера приехала в чужую страну, то не сыграешь реальную бытовую ситуацию — «развернуто». Что касается языка, то я максимально погрузила себя в американскую среду. Хотя была тогда еще «богатой девушкой», но хотелось посмотреть на этот миф про Золушку изнутри.
АП: Ну и как, правда, что карьера Тома Круза «из официанта — в звезды» реальна?
ИИ:
 Место, в котором я работала, был такой дорогой буржуйский «Макдоналдс» на 54-й рядом со всеми музеями и магазинами, гигантская совершенно забегаловка. Сначала я работала «мальчиком» на валет-паркинге — парковала машины, потом — встречала посетителей и так далее. Каждый, кто там работал, говорил: я здесь на пять минут. Я танцор, а я пою, я актер, а я режиссер, и так говорили все. Но там были люди от 18 до 45. Многим казалось — еще чуть-чуть, еще немножечко, и я перестану быть официантом. На самом деле это было то, что их кормило. И может быть, то, что они думали, что они прежде всего актеры, их сдерживало от чего-то. Америка вообще довольно забавная страна. Она рассказывает тебе о том, что ты — вчера девушка по найму, сегодня — жена миллионера. Но ничего ты такого не можешь. Общество построено таким феноменальным образом, что жизнь проходит в разных плоскостях, которые никак не пересекаются. Я, конечно, утрирую, говорю не столько про Нью-Йорк, а про Америку как Америку. Все продумано и построено таким образом, чтобы сделать людей послушными. Страна, в которой женщины живут до 75, а мужчины — до 73, а если ты не умираешь в эти сроки, тогда — да, можешь делать что хочешь. Проезжаешь типичный американский пейзаж: бензоколонка, Макдоналдс, и — поле, на котором колышутся маленькие флажки — это называется кладбищем… Например, в Барселоне кладбище — одно из самых красивых мест в городе. С видом на море, ветер, безумные статуи. Отношение к жизни — это отношение к смерти.
АП: Понятно, почему не было желания остаться…
ИИ:
 Остаться в такой-то стране? Там есть деньги, да. Там есть комфорт. Но ты все время меняешь маски: «Я продавец — вы покупатель. Я бензоколонщик — вы приехали на своей машине. Я врач — вы пациент» .Жизнь там прожить очень легко. Думаю, за этим многие люди уходят в армию: не нужно думать, во сколько завтра вставать и чем завтра заняться. В то же время, что и я, в Америке оказались мои друзья — Саша (сегодня — владелец ресторана-клуба «011», в котором мы беседуем), Дима Липскеров (известный писатель и тоже ресторатор) и Егор Дружинин (бывший «Васечкин», а сегодня — танцор и хореограф). И мы все оттуда сбежали… Не самые плохие люди, да? Не потому, что у нас «не получилось», да? Егор с золотой медалью закончил хореографическую школу Элвина Элли, Барышников его ближайший друг. Диме по большому счету было все равно, где писать. Было смешно: Дима позвонил мне в Нью-Йорке и сказал: «Приезжай ко мне в гости», я говорю: «Не поеду, ты далеко живешь», он говорит: «Приезжай, я тебе русских пельменей сварю и водки налью». Я говорю: «Ну, тогда ладно». Мы так напились ужасно в тот день, и когда я позвонила ему утром узнать, не болит ли голова, его друг мне сказал: «Знаешь, Дима занял 350 долларов, сел на самолет и уехал в Россию». Он был первой ласточкой.
АП: Знаешь, я пару раз чуть не назвала тебя вместо Инги — Машей, хотя совсем уже вроде и забыла, что ты играла главную героиню в «Приключениях Петрова и Васечкина». Видимо, так крепко этот факт сидит в подкорке…
ИИ:
 Мои родители были очень приятные люди, сейчас бы их назвали «тусовщики». Папа был очень хороший врач — в 28 лет уже был кандидат наук, мама — парикмахер. У нас был огромный дом под Питером недалеко от Разлива, так, где Ленин тусовал, был домик для гостей отдельный, рядом с которым всегда куча машин. Все играли в преферанс, теннис, волейбол. Мои родители жили большой такой компанией, в которую входили и актеры разные, не только известные, но и просто хорошие красивые люди. Они-то и «запродали» меня в кино. Сказали: «Давайте дочку вашу в кино снимать будем». Я очень благодарна режиссеру Владимиру Михайловичу Аленикову, за то, что он показал мне такое красивое детство. Можешь себе представить, что такое Одесса, год жизни с двумя отличными ребятами, в распоряжение отдана вся Одесская киностудия? Это очень красивые два года в моей жизни, туда очень приятно иногда приходить…
АП: Каким было возвращение?
ИИ:
 Можешь себе представить, что я — абсолютно точно такой же человек, каким и была, ничего не изменилось, но если раньше на меня не обращали никакого внимания, дразнили, отношения в классе были сложные, меня очень не любили, бывало, и поколачивали. Это было до. А потом я приезжаю, и все: «Инга! А хочешь, садись со мной за парту, а хочешь — то, а хочешь — это?», рисуют мне какие-то цветочки, разрешают списывать. И это очень сложная история о том, как ты — тот же человек, что и раньше, но только почему-то для всех теперь ты — совершенно другой. Механизм мне до сих пор непонятен. Журналисты любят спрашивать: «А не было ли у вас звездной болезни?»
АП: Звездная болезнь — такая хитрая штука, которая видна только со стороны. Потому спрашивать об этом бессмысленно.
ИИ:
 Я не была готова ко всему этому. Приходила домой, ложилась на диван с книжкой. И читала, пока не засыпала. Была таким «книжным червем». То есть в моей жизни были две разные реальности. Это очень помогло потом, когда они соприкоснулись.
АП: Русские режиссеры не делают упреков тебе, девушке мыслящей и образованной, по поводу излишней рациональности, в том, что многое «от головы» в игре идет?
ИИ:
 Я не зря ездила учиться в школу Ли Страсберга, знала, что делаю, потому что у меня это изначально было. Мне и там сказали, что я слишком много думаю на сцене. С другой стороны, я с этим не очень согласна, потому что легко играть «ударили — больно» на уровне рефлексии, но можно сделать это на сознательном уровне, вызывая эмоции «через голову». В принципе, быть актрисой — это не мое. Изначально я хотела быть биологом, зоо-психологом, а сейчас я — то уходя в «академку», то возвращаясь — учусь на психфаке. Могу похвастаться в очередной раз: меня не выгнали из театрального института — а я была самой бездарной девушкой на курсе, — только благодаря тому, что я много работала. На показах я играла по 16 отрывков. У всех 1-2, а у меня — 16. Мне важно было понять, если я сыграю так, то что будет? А если вот так? То есть я логично размышляла, мне нужна была причинно-следственная связь. И в итоге закончила институт по одной простой причине: я этого добилась исключительно «головой». Значит, можно?

Фото для журнала ОМ
Инга Ильм. Фото: С. Мелихов для журнала ОМ. 2000.

 

Related Posts

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.