Инга Ильм интервью

А я жадина — жадина-говядина!

Инга Ильм Инга Ильм Инга Ильм

Инга Ильм. 2000. Фото и текст: А. Гулель

Август 2000 года.

Маша Старцева — девушка с дымчатыми глазами и пушистыми ресницами. Та самая, в которую были влюблены Петров, Васечкин и вся детская аудитория, обожающая этот фильм. «Петров, скажи? — Да, несомненно». Теперь Васечкин живет в Питере, занимается постановкой танцев, Петров снялся в паре эпизодов «Агента Национальной разведки». А Маша — Инга Ильм. Большая девочка, взрослая актриса. Играет в театре, снимается в кино, ведет политические новости, устраивает вечеринки для друзей и регулярно катается на Ибицу. И все потому, что страшно жадная до эмоций. Хотя факт: сколько у людей забирает, столько же им потом и отдает.

 Петров и Васечкин, Маша Старцева — видимо, первое, о чем тебя спрашивают?
— Я уже поняла — бабушкой стану, а меня про Петрова с Васечкиным будут спрашивать! Но тогда я о славе ничего не знала. И до сих пор приятно (или неприятно уже?), встречать людей, которые говорят: «О! Вы мой секс-символ детства».

— Ну и где сейчас те звездные дети? Засветились же единицы…  
— Ну почему. Красная шапочка на ТВЦ. Маша Миронова в кино, Дима Марьянов и в театре и в кино тоже. Васечкин танцует. Буратино на телике. Федя Стуков — монстр. Ну и так далее.

— А актерская карьера?  
— Я, пожалуй, единственная увлеченная до такой степени театром онли, девочка-актриса — да.

— И такая непростая. В самом расцвете юности поехала в Нью-Йорк…  
— Я ненадолго уезжала, училась в актерской школе Ли Страсберга. Вернулась и спустя три года сыграла его дочку.

— Не было мысли остаться, податься в Голливуд?  
— Ни в коем случае. Я ненавижу Америку. Я против протестантской логики. Жутко сознавать, что все в твоей жизни спланировано: «Через два года у меня будет машина, еще через три года дом и вот все это — типа площадка для барбекью, тоже». Быть может и я что-то хочу наперед знать, но не до такой же степени! Самое забавное, ребята, которые со мной уехали (Егор — он же Васечкин, который занимался там танцем, писатель Дмитрий Липскеров), вернулись. Дима вообще экстравагантно — напился, занял триста долларов и улетел в Россию.

— Говорят, в Нью-Йорке ритм жизни в десять раз быстрей, чем в Москве… 
— Город уникальный, не спит никогда. В пять утра можно купить свежую газету, цветы, фрукты, поболтать с соседями, встретить знакомых, с которыми вчера вечером были в кино. Все это очень приятно, но там не место Мечтателю.

— А как там обстоят дела с ресторанами?  
— Очень хорошо! Я даже работала в одном ресторане. Была, что называется, «хостес» — администратором по работе с клиентом. И довольно жестоким «хостес». Бутерброды у нас стоили очень дорого. И я подчинялась строгому указанию (а я буквальный человек) — кто закажет меньше, чем на три доллара, не имеет права у нас находиться. Когда пришел Шон Коннери и попытался сказать, что будет только кофе, я ответила: «Нет». Он объявил: «Я — Шон Коннери!», а я ему: «Нет. Не будет ни кофе, ни воды». У нас счет был от 10 долларов и в мои обязанности входило заботиться об официантах, следить за минимальным чеком (10 процентов от суммы — это и есть их заработок). И важно чтобы клиентов рассадили правильно, по-честному. Ведь всем хотелось сидеть у окошка, никому около двери. Приходилось всех заставлять. Сейчас смешно подумать, но у меня получалось. Школа жизни феноменальная. Мне потом сказал главный менеджер, что вместо меня взяли трех людей.

— А флирт?
— Там очень жесткий контроль. До смешного: например, одного официанта уволили за то, что он мне пересказал кино, которое только что посмотрел — он вернулся с премьеры Pulp Fiction. У нас там все работали из сферы шоу-бизнеса.

И как называлось место, где ты работала?
— Дели. Бутербродная для буржуазии, их Макдональдс. Но с потолком в 12 метров и в стиле Ар-деко. Там вообще много умопомрачительных ресторанов. Есть такие, где комнаты перетекают одна в другую, причем в каждой абсолютно разные дизайн, атмосфера. Переходишь, как будто меняешь миры. Иное заведение оформлено в стиле хай-тек с прозрачными висячими плоскостями, синими, красными пространствами, другое все уставлено свечами, т.е. абсолютно живой свет. А есть кафе, где при тебе готовят душистые булочки, посетители усаживаются за один большой стол. В начале завтрака ты никого не знаешь, а в конце у тебя новые знакомые.

— Ты вернулась — и что привезла оттуда? Чему научилась? 
— Могу сказать, что все ребята, которые там побывали, сейчас очень хорошо живут. Обнаружили важное. И думаю, так я поняла что самое главное для меня. Любовь, дружба и театр. Жвачки не надо.

— Но ты не только в театре, а еще снимаешься в кино и работаешь на телевидении… 
— А я жадина, жадина-говядина. Я ничего не хочу оставлять. Дела, в которых я занята, — это огромное количество проектов. Вечеринки для друзей, интервью, передачи. Я постоянно нахожусь в 24-часовом рабочем дне. Это, на самом деле, мне очень мешает сконцентрироваться. Когда знаешь, куда идешь, все гораздо проще. Вот сейчас у меня был очень приятный момент концентрации — я целый месяц работала только как ведущая новостей.  Это Городская Дума, её заседания, все, что касается Москвы: как помочь пенсионерам, почему Ремизов ругается с Чубайсом…

— И ты в курсе всего? 
— Конечно, ориентируюсь. Бываю на заседаниях и читаю все. Журналы типа: «Деньги», «Власть», «Коммерсант» — интересно сопоставлять информацию. И вообще я известна как достаточно живой человек. Только вот диктор, хоть и не робот, но права на оценку не имеет точно.

— А некоторые себе позволяют. 
— Ну, да. Новая школа. Как научиться переживать в кадре. И если некоторые дикторы учатся переживать в кадре, то я учусь не переживать. Быть хладнокровной, умной, логичной.

— Как Миткова? 

— Нет, мне нравится наблюдать, как работают дикторы на CNN. Которые активно жестикулируют и растягивают рот (гримасничает). На них забавно смотреть. А Миткова — очень серьезный человек. Мне, может быть, хочется быть похожей на Наоми Кэмпбел. Но она черная, высокая и миллионерша. Хочется быть похожей, но это невозможно.

— Актеры, режиссеры бегут на ТВ. Это уже тенденция? 
— В театре твой труд укладывается в год, полгода, в кино это может быть и пять лет. И только через время, когда ты уже перегорела, устала, когда тебя это больше не волнует, зритель получает продукт. Шока нет, ты отошел. На ТВ все моментально: сейчас я говорю — сейчас вы это видите. Это реальность, которая, как ни банально звучит, может формировать мнение, сознание. За этим будущее.

— А что с Открытым Проектом? 
— Мы с Димой Марьяновым ведем на ТВЦ передачу о театре. Сейчас у нас отпуск. Завтра улетаю на Ибицу.

— Везука. Забыла спросить, кто твоя киногероиня? 
— У меня был период, когда я была отличницей, а потом почему-то играла сплошных инвалидов. То у меня не было ножек, то зрения, то меня преследовали маньяки… В какой-то момент, в театре, у меня наконец-то появились интересные роли. Вот играла совершенно разных женщин из рассказов Сэлинджера. Роковую тетеньку, которая спит с другом мужа и вся такая  абалденная — «Эти губы и глаза зеленые…». Ужасную тупую дуру из «Ляпы-Растяпы». Трогательную до слез, девушку лет 14-ти, влюбленную в парня, который уходит на войну… Наконец-то появился масштаб, проявился диапазон.

— У тебя есть сын. Не хочешь, чтобы он снялся в каком-нибудь детском фильме? 
— Зачем? Кино для детей — психологическая травма. Думаю, никто из снявшихся в детстве в кино, не отдаст своих детей туда же. Если начистоту, то все признаются, что были травмированы. Страшно, что получаешь не то что заслужил. И в избытке. И что бы ты потом ни делал, относиться к тебе будут по-другому. Те ребята в классе, которые не давали раньше в их тетрадку и поглядеть, вдруг как один начали предлагать списывать. Люди в троллейбусе, которые обычно толкались (а я не изменилась, я такой же человек!), вдруг начали уступать место. С какой стати? Какой я была до того, такая я и сейчас. Я была настолько ошарашена тем, что не я, весь мир изменился вокруг меня, что с тех пор жила в легком недоумении. Вот только представьте: куда бы я не пришла — все вокруг знали обо мне всё, имели обо мне сложившееся мнение. Это трудно. Это серьезное испытание для маленького человека.

— Ты, что называется, в Тусовке. Что это за «волшебное чувство»? 
— О! Я везде! Везде, где весело. К Маше Старцевой отношения не имеет. Это как раз моя личная заслуга — устраивать праздник из всякого дня. И иногда приходишь в какое-нибудь место, думаешь: «Слава Богу! Ни одного знакомого лица — сейчас я им устрою!». А иногда заедешь, оглянешься: «Слушай, нет никого, поехали отсюда»! И мне очень нравятся смешные связи — ой, связи! — тонкие ниточки, которые перекидываются от одних людей к другим. Ты можешь наблюдать за человеком, даже не общаясь с ним год, два. Видеть его жизнь, как она проходит: вот здесь у него хорошо легло, здесь плохо. Причем даже не знаешь, как его зовут. Смотреть на людей я обожаю. Это моя прикладная психология, ведь помимо всего того, что делаю, я еще учусь на психологическом факультете. Я наблюдаю и могу использовать. Я — актриса.

— Это важнее, чем знакомство? 
— Конечно. В общении я часто знаю, как и чем всё закончится. Это и есть моя профессия — смотреть на человека и чётко представлять себе кто он. И что у него произошло до. И что будет после. И как он спит, и как он выглядит когда ест, и почему так смотрит на тебя… Но всю информацию, которую собираю, — вечером отдаю зрителям. Все по-честному: за что покупаю, за то продаю.

— Где тебя можно застать вечером? 
— Очень люблю «Экипаж». Это один из первых закрытых клубов Москвы. У меня клубная карта под номером 11. Здесь приятно ужинать со старым приятелем или со старой подругой. Никто не мешает, не шумит, не кричит над ухом. А если захочется посмотреть, как живет тоскующая молодежь, еду в «Пропаганду». Там как раз друг другу нельзя сказать и слова. Так громко, что все только улыбаются и кивают. Там живут молодые, типа продвинутые люди, которых я с удовольствием презираю. По той причине, что они праздные, не прочли ни одной книжки, не сделали ни одного собственного вывода. Нахватались по верхам, научились общаться — и вот они здесь — как Вы говорите «в тусовке».  Этот парад доставляет мне удовольствие. Далее «Джусто»: во-первых, самые вкусные суши в городе (за исключением, может, действительно дорогих ресторанов), а во-вторых, я влюблена в это место еще с тех пор, когда там был бильярд и каменные стены. «Мост» мне очень нравится, потому что красиво. Хотя хорошо бы еще придумать, что там делать. Если девушка на ночь не интересует, то что еще? Как-то все необдуманно, тупо толпа собирается — скучно. А «Цеппелин» обожаю. По иронии судьбы я встречаю там таких людей, которых я больше всего на свете хотела встретить. И уже не верила, что встречу. Это — счастье.

Related Posts

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.